15 сентября в киноклубе «Ракурс» состоялась самарская премьера самого обсуждаемого кинокритиками российского фильма этого года «Жить» и встреча зрителей с его сценаристом и режиссером Василием Сигаревым. Кинокартина –жуткое, нарочито тягучее, путанное и болезненное повествование о смерти. В центре фабулы фильма три вида насильственной смерти – суицид, автокатастрофа, убийство. Три новеллы, действие которых перемешано на протяжении фильма, но их герои не пересекаются. На самом деле зритель почти не видит роковых событий. Внимание режиссера сконцентрировано на тех, кто потерял близких людей. Тех, кто остался жить. Тех, у кого от горя перемешались реальность и потусторонний мир.
В одной новелле спивающаяся мать теряет двух малолетних дочерей в автокатастрофе. Не в силах совладать с утратой, героиня впадает в психоз. С горя она вбивает себе в голову мысль, что ее детей похоронили заживо. Тут начинается фантасмагорический пласт киноповествования. При помощи подкупленных водкой кладбищенских могильщиков, мать, откопав дочерей на следующую ночь после похорон, привозит их домой, отмывает и откармливает, словно пробудив их от комы.Сцена воскрешения своей обыденностью очень напоминает «Солярис» Тарковского. Только все происходит без слов. Вплоть до финала новеллы режиссер так и не раскрывает, происходит ли встреча живых детей с матерью в реальности или это галлюцинация, убитого горем человека, который, как Орфей, спустился в ад. Но только в свой личный ад. Тем временем деревенские соседи женщины, узнав о случившемся, вызывают милицию, но мать, решив больше никогда не расставаться со своими детьми, взрывает свой дом с помощью газа. И только в последнем кадре, когда спасатели открывают обугленную крышку подпола, куда мать спрятала детей и собаку, становится понято, что мать привезла домой мертвых девочек. Девочки лежат неподвижно, а дворняжка, скуля, выбирается на волю.
Во второй новелле фильма юная пара едет венчаться. И тут же, в электричке, по дороге домой девушка теряет возлюбленного. Его грабит и жестоко избивает шпана. Героиня чувствует себя заживо похороненной, даже идет пьяная к обвенчавшему ее священнику и просит отпеть ее. Решившись на самоубийство, она вскрывает себе вены. Пожалуй, самый сильный момент фильма — это монолог героини актрисы Яны Трояновой, обращенный не то к возлюбленному, не то к богу. Сидя на унитазе и опустив порезанную руку в ведро с водой, она в бреду укоряет: «Раньше надо было думать».
Когда девушка уже почти обескровлена и умирает, происходит чудо. Любимый, сбежавший из больницы, весь забинтованный, возвращается домой. Он помогает перебинтовать вены, и кажется, все закончилось благополучно, если бы не пятно крови, которое тревожно растекается по обмотанной бинтами голове. Но только после сцены в больнице, где пациент смотрит на труп героя на каталке под лестницей, на его руку с обручальным кольцом, высунутую из-под окровавленной простыни, становится понятно, что героиню посетил призрак возлюбленного. Третья новелла фильма о 10-12-летнем мальчике, которого преследует образ отца, покончившего с собой из-за игорных долгов. Мать и отчим не могут найти с ним общий язык. Они ожесточенно тормошат его, чтобы ребенок поговорил с ними. Не получая ответной реакции, преходят на откровенно садистский тон. Самая пронзительная сцена — эпизод, где мать разговаривает с отцом-призраком на лестничной площадке подъезда, спрашивая, зачем он пришел. До финала истории так и не понятно, реально существует отец или это плод больного воображения мальчика. Во всех трех историях действие кинокартины происходит в пограничье между реальностью и безумием, где мертвые встречаются с живыми. И те, кто видят мертвых, не могут найти общий язык с остальными людьми. Именно в этом главная идея фильма – В неизбывности горя, в персональной вселенной, которая разбита вдребезги обстоятельствами непреодолимой силы. Это экзистенциальный ужас собственного небытия без Другого. Никто из посторонних, пытающихся помочь, не в силах проникнуть в ощетинившееся болью сознание потерпевшего утрату.
Герои мечутся между волей к жизни и тягой к смерти. Здесь нет постановки вопроса «за что?», есть только «как же быть дальше?». Одни решают, что лучший выход — это собственный уход в небытие, другие находят силы в вымышленном мире своего бреда. Все персонажи создают в сознании собственную реальность. Но одних она убивает, другим дает силы жить.
Некоторые кинокритики сравнивают фильм Сигарева с творчеством Алексея Балабанова. И действительно в чем-то есть пересечение.
К тому же первый признает, что на него оказало влияние ранее творчество второго. Персонажи обоих режиссеров роковым образом предрасположены к катастрофе и саморазрушению. Они жертвенны в смысле собственной обреченности. Но если у Балабанова это всегда следствие некой изначальной деградации сознания, то в фильме «Жить» все герои, несмотря на неадекватность их поступков, имеют конструктивную цель – самосохранение, попытка удержать части разваливающейся на глазах картины мироздания. Пусть даже путем галлюцинаций.
В финале фильма, после последних кадров, на титрах публика вначале тягостно молчала. Часть зрителей уже покидала еще темный зал, когда прозвучали аплодисменты. Овация держалась три минуты – это очень долго для искушенных посетителей «Ракурса». Особенно если учесть, что половину зала составлял цвет самарской интеллигенции – университетская профессура и доценты.
