Пример Римера.

Фамилия «Ример» образована от немецкого нарицательного «riemer» — «шорник», то есть мастер по изготовлению конской упряжи. Очевидно, фамилия относится к числу «профессиональных» именований, содержащих указание на род деятельности ее основателя.

Согласно другой, менее вероятной, гипотезе, фамилия «Ример» ведет свое начало от уменьшительной формы мужского древнегерманского имени Reinmar, которое в переводе на русский язык означает «известный, возвышенный». Обе гипотезы прекрасно подходят к Юрию Римеру — известному управленцу и в чем-то даже шорнику. Но начался наш разговор с объективности медиа. Юрий Мирович посетовал, что невозможно газеты читать, начиная с заголовков.

— Если что-нибудь где-нибудь случается, какую-нибудь трубу прорвет…

— Что у нас происходит последнее время часто…

— Все пишут – «коммунальная авария». Да не коммунальная это авария! Коммунальная — это когда что-то происходит с коммунальным имуществом. Труба принадлежит, например, Волжской ТГК, а другая труба – СВГК, третья — еще кому-нибудь. Но ни одно из этих предприятий не является коммунальным. Почему же авария «коммунальная»?

— Потому что она происходит с коммунальными сетями — это устойчивое выражение, мне кажется, даже не объяснишь никому на самом деле то, что вы говорите, хотя это совершенно верно. И вот сейчас, кстати сказать, часто с этим сталкиваешься, когда люди говорят – это не наше. Д а как же не ваше, у вас же трубы? Вы же «Водоканал»?!

— Машина недавно провалилась. Пишут Азарову, говорят: провалы, дороги нужно лучше ремонтировать. Ну при чем здесь дороги? Провалы – это утечки в сетях, происходит размыв грунта. Я знаю статистику. Мы вместе с министерством ЖКХ подняли динамику расходов за последние пять лет на ремонты по всем самарским коммунальным, а точнее некоммунальным предприятиям – по ТГК, по «Водоканалу», по ПТС. Вот по той же ТГК пик расходов на ремонт — 2007 год, 17 километров теплотрасс тогда было переложено. А минимум — в прошлом году, всего 4 километра. В четыре раза разница! Причем в 2007-ом на эти цели было потрачено денег даже больше, чем было заложено в тарифах. А все последующие годы наоборот меньше, чем закладывали.

— Я думаю, вы, как раз, человек сведущий. Потому, что все эти разговоры апокалиптические о том, что город под землю уйдет, на самом деле пугают. Насколько это вообще все опасно? Потому что машины машинами, мы уже привыкли, что они проваливаются. А есть «пугалки», что скоро у нас дома проваливаться начнут. И, вы знаете, что вот этот старый город – Ленинградская, Некрасовская, Молодогвардейская — это все овраги. И когда там стоит двадцатиэтажка на краю оврага, который, я так понимаю, засыпали мусором в свое время…

— Я не строитель, но я родился и вырос на улице Садовой, между Некрасовской и Ленинградской. Там пожарная часть наискосок до сих пор, все дома деревянные были, а во дворе — двухэтажный кирпичный дом. И у жителей этого дома были огородики. Сады даже, фруктовые деревья, помидоры и прочее… И я там часто в детстве гулял. Так вот в одном из этих огородов лежала какая-то круглая, каменная штуковина. И я однажды поинтересовался, что же это лежит? Мне сказали — мельничный жернов. Откуда, кто его сюда прикатил? Отвечают: никто не прикатил, он тут всегда был. Оказывается, в этом двухэтажном строении раньше была мельница. И приводилась она в движение водой! Там был овраг, и к Самарке текла речушка, или ручей. Водяная мельница была в центре города!

— Но вода-то никуда не делась.

— Вода никуда не делась, но там и не строили до последнего времени высоких домов. Или, взять, к примеру, район просек. Я как-то с архитектором Каркарьяном общался, он мне сказал, что с ужасом смотрит на большие дома, построенные на просеках. В советские времена там ведь ничего подобного не сооружали по понятным причинам. Одно-двух-трёх этажный дом там еще можно построить. А большой, да еще многоквартирный…

— Но дома уже построены. Дай бог, чтобы ничего не случилось. Но если вдруг что-то случится, вот вы как считаете — за этот градостроительный беспредел кто будет нести ответственность?

— Тот, кто давал разрешение на строительство. Что же касается коммуникаций, то тут картина предельно ясна. Есть нормативы по перекладкам. Причем неважно — перекладкам за счет ремонта или за счет реконструкции – разница между ними небольшая. Если лежит труба «двухсотка», а кладут 260 мм – это уже реконструкция. Потому что у такой трубы другие потребительские свойства. Так вот, по тепловым сетям норматив составляет 4% в год. Это от всего объема коммуникаций исходя из 25 лет срока службы трубы. Эти четверть века труба должна служить при условии, что она качественная, хорошо сваренная, расположена правильно и т.д. Будем считать, что так оно и есть. Значит ежегодно надо менять 4% от трехсот восьмидесяти, по-моему, километров сетей Волжской ТГК. Это минимум пятнадцать километров в год. Вот тогда все будет хорошо и спокойно. Если перекладывать меньше — возникает некрасивое явление – «недоремонт». Этот «недоремонт» накапливается, и нужно уже перекладывать в год не пятнадцать, а двадцать шесть километров. Сегодня этот «недоремонт» совершенно очевиден. На протяжении многих лет не вкладывались.

— Так быстро накопилось, что 3-4 года недоремонта и все посыпалось?

— Не три-четыре, а пять лет – и это уже 20%! А на пятый-седьмой год этот процесс ускоряется естественным путем. Я же видел состояние тепловых сетей, которые раскапываются на авариях. Бывают случаи, когда просто некуда приварить трубы. Это же всем известно, что так оно и есть. И чтобы превентивные меры принимать особого ума не нужно. Что касается сетей «Водоканала», то я точно сказать не могу – какой там норматив, но я не думаю, что он сильно отличается от Волжской ТГК. Наверное, он даже больше, потому что там вода с кислородом. То есть более окисленная среда. Там, наверное, должно быть побольше, чем четыре километра, с другой стороны там температур нет таких.

— У них, наверное, и самих сетей побольше.

— Побольше. И схемы коммуникаций там достаточно сложные, и у них тоже есть «недоремонт». Да еще потери воды 19-20 процентов, которые «Водоканал» пишет в отчетах. На самом деле, я думаю, больше.

— Это фантастически большие потери. И вся эта вода уходит в Волгу.

— Уходит. Плюс грунтовые воды, да? Посмотрите на район 7-го микрорайона – это высокая часть города, а там Воронежские озера, на район 6-7-ой просек — тоже высоко над Волгой, но там родники бьют. Грунтовых вод очень много, это не считая осадков – дождя и снега.

— Вообще мрачно все получается, потому что реального решения нет. Сейчас переложить эти сети – я не думаю, что Вексельберг на это пойдет. Тем более что мы же занимались этой ситуацией с арендой «Водоканала» достаточно плотно, и понятно, что им это чрезвычайно интересно как актив, но не в том случае, если придется этот «недоремонт» делать. Когда «РКС» заходили в Пермь, там администрации очень жестко пришлось решать этот вопрос. Я с вашим коллегой общался – с заместителем мэра, который экономикой и энергетикой занимался. Он говорил, что они потратили три года на то, чтобы заставить их перечислять инвестиционную надбавку реально на развитие, на инвестпрограмму.

— Я не хочу на уровень Вексельберга подниматься, я его не видел никогда – только по ТВ. Просто исхожу из чего – чтобы всем этим заниматься нужно немного. Нормативная база есть, сколько, чего и где ремонтировать — всем все известно. Если сейчас министерство энергетики и ЖКХ ту работу, которую мы вместе начали, не бросит, безусловно, надо будет и дальше все ремонты анализировать. Не только с точки зрения объемов затрат и объемов перекладки, реконструкции и модернизации, но и более детально углубляться. Сколько стоит один километр ремонта и почему покупается эта труба, а не другая и т.д. Там много вопросов. Например, запасы ремонтные, с одной стороны, – это замедление оборачиваемости оборотных средств: лежит труба и лежит. Была бы она деньгами! Эти деньги могли бы хотя бы банковский процент приносить. Но тут надо искать какой-то баланс между потребностью города в безаварийном жизненном цикле с одной стороны, и бизнесом – с точки зрения затрат. Это сложно, но можно. И способ известен очень давно – это нормирование запасов.

— Это цифры, это счет на все. Как раз очень понятные критерии, потому что нормативы на ремонт аварийный – они другие и по зарплате и по срокам и т.д. Так пусть лучше труба лежит спокойно.

— Конечно. Когда случалась какая-нибудь экстренная ситуация, я всех собирал, а мне говорили – а у нас нет трубы 165-ой. Как это, нет трубы? Начало ремонтной компании. А у них труба едет из Саратова. Как это так? Должен быть неприкосновенный запас. Его нельзя тратить. Следующий вопрос – за чей счет все это финансировать? И как ни крути, Вексельберг – не Вексельберг, но, в конце концов, он должен эти вложения вернуть и еще заработать. А это «заработать» — за счет нас с вами. Когда много лет назад я поступал в институт, я сдавал вступительный экзамен по экономической географии. И был у нас такой Миша Трифанов, и его спросили – какое население в Антарктиде? Он так волновался и ответил – пингвины. Все смеялись целый час. Вот у нас нет этих пингвинов, у нас население — только мы. И только мы можем оплатить это все. И можно о чем угодно говорить, но рано или поздно мы заплатим. Или в виде провалов, или в виде высоких цен на воду, газ и прочее. Сейчас впервые за многие годы многие управляющие кампании сделали инвестиционные программы свои. Пускай хилые, но все же. Раньше и «Водоканал», и ПТС, и Волжская ТГК как-то автономно существовали. Я сам в ТГК до 2008 года работал, и чтобы я с городской администрацией что-то согласовывал? Никто даже и не просил. А сейчас мы их «выкрутили», инвестпрограммы согласовываются с департаментом ЖКХ, со строителями, на предмет учета интересов в части возведения каких-то общественных сооружений, детсадов и прочего. Но, например, тому же КЭСу, чтобы свою программу инвестиционную реализовать, необходимо увеличение тарифов на 17%. Ситуация, как в Советском Союзе – колбаса дешевая, только ее нет. Тариф на ЖКХ низкий, но если ничего не менять — не будет через какое-то время этих услуг.

— Но здесь вопрос в том, что если их не будет – их совсем не будет. Это не веерное отключение, типа, недельку посидели, а потом…

— Будут затыкать дыры. Но будут потери в теплосетях не 9%, а 19%, а воды – не 20%, а 40%. Это будет все ухудшаться – ухудшаться — ухудшаться, но уже, по-моему, дошло до состояния критичного. Или должны быть инвестиции государственные, безвозвратные и бездоходные, или увеличение тарифов для населения. Поэтому, все вопросы, которые перед городом стоят – все счетные. Практически все.

— Ну вы вот только что были там внутри – вот Дмитрий Игоревич Азаров тоже, как я понимаю, сторонник того чтобы, считать больше чем остальные.

— Следующий вопрос – что с этим потом делать. У нас любят ругать управляющие компании – мол, они и воруют, и никаких услуг не оказывают. Вот есть территория, закрепленная за управляющими компаниями, это примерно 16 или 17 миллионов квадратных метров, которые должны убирать. Есть платежи граждан, которые включены в расходы на жилищные услуги. Они в счете не выделены, но если развернуть его, то их можно оттуда «выковырять». Там получается где-то 600 с лишним миллионов рублей. И есть стоимость уборки одного метра, которая по договорам осуществляется такими организациями, как МУП «Благоустройство». Она занижена, эта стоимость, потому что у того же МУП «Благоустройство» убытков больше ста миллионов. Если посмотреть на эту территорию с точки зрения расходов населения на уборку, то за управляющими компаниями надо бы закрепить в два раза меньше территории. Потому что на большее у них денег нет.

— То есть они физически не способны все убирать просто потому, что они по себестоимости не проходят?

— Посчитали, у них выходит максимум 4 рубля на квадратный метр. В месяц. Простая арифметика – 1000 квадратных метров – это 4000 рублей в месяц получается. Возьмите человека и скажите – мы тебе будем платить четыре тысячи рублей в месяц, убирай каждый день 1000 квадратных метров. Зимой, летом… кто пойдет?

— У меня в ТСЖ это проблема, с которой председатель мучается. Потому что по этим расценкам он дворника нанять не может, а больше не «пролазит»…

— Благоустройство – не мой вопрос был. Но я все равно уверен, что это неправильно. Вы должны людям правду сказать, что за эти деньги можно убирать вот столько. И отдельную строчку в платежке надо ввести – закрепим реальную услугу. А гражданам скажем – вот какую конкретную территорию каждая управляющая компания должна убирать. Проверяйте, контролируйте. Если не убирают – это основание для того, чтобы жаловаться. А сейчас жаловаться, конечно, можно, но экономическая основа отсутствует. В два раза больше средств нужно.

— Потенциал роста доходов городской казны существует? Ведь это непростой вопрос. Я помню — сначала были какие-то разговоры на эту тему, а потом это тоже как-то ушло.

— Основная часть доходов складывается из налога на имущество и подоходного налога, в том числе, дохода на имущество физических лиц, и землю. Доходы на имущество физических лиц – доля в доходах никакая. Допустим, у меня есть дом, он стоит на кадастровом учете, на него есть свидетельство о праве собственности. Таких домов в городе – десятки тысяч. Из них на кадастровом учете, наверное, 60%, с зарегистрированным правом собственности – 20%. Соответственно, остальные 80% этот налог не платят.

— Соответственно, платит только один из пяти домовладельцев?

— Даже меньше. Потому что порядок регистрации имущества носит заявительный характер. Пошел, заявил, что являешься владельцем дома – хорошо. Не пошел – тоже хорошо. Никакого наказания за это нет.

— Но это тоже цифры счетные, город пошел на траты, чтобы ввести кадастр и потом вернуть эти деньги…

— Кто заинтересован в том, чтобы эти люди поставили на учет свое имущество? Какие у нас есть рычаги, чтобы заставить этих людей платить?

— Никаких, потому что Росреестр — это вообще отдельная организация… Единственный стимул – возможность сказать: это моя земля!

— Нет. Это частная земля. Она уже вся частная. Мы «напрягаем» глав районов, вместе с налоговыми инспекциями собираемся, призываем, в газетах что-то пишем, людей посылаем стучаться по дворам — на них собак спускают. Какой-то прирост там есть, но это не решение проблемы.

— Тогда вопрос второй, который я в свое время задавал на встрече с губернатором, – а вот та земля, которая сейчас находится, условно говоря, в перераспределении области, когда же ее планируется вернуть городу? Меркушкин сказал, что пока недоверие к департаменту имущества в целом, планируется, может быть, к 2015 году, а может быть и нет…

— Вот приезжал «Бош» или «Сименс», хотели строить тут завод. Выбрали несколько площадок. Хотели весной начать строительство (а была осень), оформить землю. Их интересовало много чего – уровень образовательных учреждений, наличие детских садов, транспорта и прочего. У них там много народу, потому что специалисты приезжают с семьями. Их волновали только социальные вопросы – ничего про производство. Про воду, про газ. Ничего. Я спросил, почему они этим не интересуются – они ответили, что пусть это интересует девелопера – а мы начальники. Мы инвесторы. В результате они ушли в Волжский район.

— А какие еще источники, которые не задействованы, могут наполнять казну? Реклама?

— Копейки. Ну, не копейки конечно, но в сравнении с потребностями… по самым скромным оценкам регистрация имущества физических лиц и 100% уплата налогов по действующим ставкам дала бы порядка двух миллиардов рублей дополнительно в доход города. Это существенно. Но для этого надо внести изменения в федеральное законодательство.

— У вас какая была мотивация при работе в администрации? Порядок навести? И чем все-таки вызван уход?

— Тем, что все, что я для себя запланировал – сделал. А то, что нужно делать дальше – требует уже каких-то кардинальных изменений на уровне города. Я на это повлиять не могу, а дольше тащиться в этом режиме мне неинтересно. Остались люди грамотные, которых я в мэрию пригласил – Александр Карпушкин, Дмитрий Калмыков, еще есть ребята…

— То есть нормальный проектный подход? Проект сделан, личное присутствие не нужно, главное — принцип автоматики, и система должна сама работать?

— Хотите бумажки подписывать или выезжать на аварии, с умным видом смотреть туда вниз?

— С одной стороны не очень нужно и интересно, а с другой – должность обязывает стоять на краю ямы и смотреть с умным видом вниз.

— Все, что нужно делать теперь – это не потерять то, что есть, и еще нужно принимать решения. Только не на нашем уровне, к сожалению.

— А они могут быть приняты? Вы же представляете себе уровень "более высокий" достаточно хорошо. У меня есть ощущение, что несмотря на декларативные вещи, исходящие от облправительства, все-таки особого желания принимать радикальные решения нет. Всех устраивает, пока оно проваливается, как ни странно. Иногда складывается ощущение, что процветающий нормальный город никому не нужен. Азаров, конечно, старается, но ему не хватает ресурсов, о чем мы и говорили. Как вы считаете, есть ли смысл Дмитрию Игоревичу баллотироваться на второй срок?

— Всегда надо ставить планы амбициозные. Мне 58 лет, ему 40 с небольшим. Я считаю, что должен. А кто? Это же менеджмент на самом деле – тут ничего не надо выдумывать. Единственная проблема – далеко не все вопросы можно решить на уровне города. Но нужно ставить эти вопросы! Как мы с вами говорили — источник финансирования расходов по техническому перевооружению, реконструкции ремонту всех коммуникаций. Источник финансирования расходов по уборке территории. Источник финансирования расходов по дорогам. По всему. Город своими средствами никогда эти вопросы не решит. Что меня поражает, если честно, что все эти вопросы знают. Мы их можем сформулировать и в цифрах написать. Есть понятие бюджетного планирования — все расходы нормируются. На 1000 жителей надо столько-то школ, детсадов, коек в больницах. Хотя по поводу коек у меня отдельная позиция, с койками у нас, по моему, все хорошо. У нас с сервисом никак. Врачи хорошие. Техника присутствует. А сервиса нет.

— То есть опять менеджмент…

— Абсолютно.

— Как вы считаете, наша проблема в том, что мы не можем вернуться к нормальному планированию? Да, Госплан довлел, много было перекосов, но планирование перспективное все-таки имеет преимущества.

— 100%. Проблема в том, что, как я понимаю ситуацию, никто не может расписать на 5 лет бюджет хотя бы потому, что никто не может доходы посчитать на эти 5 лет. А никто не может доходы посчитать, потому что они, в основном, связаны с ценами на нефть и газ. Прогнозировать их никто не может.

— Грустно осознавать, что решение каких-то конкретных коммунальных проблем в Самаре зависит от цены на нефть в Лондоне.

— На самом деле так и есть. Все к этому сводится.

— Возвращаясь к деньгам, у нас была в свое время претензия к городу, к Азарову, что он занял денег и начал реконструкцию набережной – может, лучше бы в счетчики вложился или коммунальные проблемы?

— Со счетчиками, знаете, история интересная. Одна проблема тянет за собой другую. Допустим, стоят счетчики на горячую воду. У нас есть понятие открытой и закрытой системы водоразбора. Смысл в том, что, например, от Самарской ГРЭС идет горячая вода, доходит до дома, там стоит теплообменник, в котором вода водопроводная. Нагревает ее и она утекает в квартиры граждан, а горячая возвращается. Крутится. Два замкнутых цикла. В 70-е годы кто-то за это получил государственную премию и решили – что мудрить? На ТЭЦ будем греть воду, каждому доставлять и сливать ее в канализацию. Поэтому ТЭЦ работают, как насосные станции – очищают воду, греют, и каждому поставляют. При этом еще и электроэнергию вырабатывают. А горячая вода в итоге выливается в канализацию. Когда наступает лето, некоторые станции, прежде всего Безымянская ТЭЦ и Привокзальная котельная, закрываются на ремонт. Самарская ТЭЦ в низине города, она продавить горячую воду в центр Самары не может. А ГРЭС это больше музей, чем реальные мощности. В двух третях города нет циркуляции. Чтобы она была надо и Привокзальную котельную и «Безымянку» запустить. Или поставить насосы отдельные. Что вообще нереально. А если это сделать, то тариф на горячую воду вырастет раза в полтора. Причем так система была спроектирована в советские времена. Этой проблемой мы занимались еще в ТГК. Оценили ее, поняли, что раз спроса со стороны города нет, то зачем ее решать? Сейчас спрос благодаря счетчикам стал появляться. Люди стали жаловаться. Мы ставим вопрос перед ТГК – ТГК говорит, что денег на это нет. Если, мол, мы даже запустим Привокзальную котельную и Безымянскую ТЭЦ, то нам областное министерство энергетики разрешит тариф поднять? Министерство говорит – нет, нельзя население обижать. Вы как-то сделайте, чтобы и тарифы не поднимать и чтобы вода у всех горячая была. Но тут нужен какой-нибудь старик Хоттабыч, чтобы он волосок выдернул из бороды и эту проблему решил. Потом был разговор – может там перемычку поставить, тут диаметр увеличить… но таким образом проблему не решить. Проблема еще советская, причем капитальная ошибка была.

— Я так понимаю, это было связано с тем, что та часть города вообще была отрезана и существовала автономно.

— Просто тогда не было никаких приборов учета и не было проблем. Приборы появились — появились проблемы. Любое нововведение решает одни проблемы, но создает другие.

А с набережной, я считаю, правильно сделали. 360 миллионов на приборы учета не решили бы проблему. А набережная – лицо города.

— Это как в русских банях, лицо чистое, а зад в саже…

— Все равно, когда приходишь на работу – брюки поглажены, ботинки почищены, это одно. Когда тот же человек приходит в грязных ботинках и мятых брюках, а галстук заляпан супом – это другое. Внешний вид значит многое. Вот, допустим, транспорт. Я раньше никогда транспортом не занимался, но отрасль оказалась очень интересная. Первым делом я посчитал такой страшный показатель, как EBITDA. Транспортники сначала шарахались, когда этот термин слышали. Когда мы пришли, мы ввели такую штуку как балансовая комиссия. На ней все муниципальные предприятия защищают свои годовые планы и отчеты. Когда я увидел, в какой форме составляется план – это 70-80-е годы прошлого века. Я-то знаю точно, как должен выглядеть бизнес-план любого предприятия и как должны составляться бюджеты и прочее. Знаю, что есть производственная программа, есть бюджет доходов-расходов, и бюджет по балансовому листу. И кто управляет бюджетом, тот управляет предприятием. Если не управляешь бюджетом, ты не управляешь предприятием. А если система выстроена – управлять легко. С гордостью хочу сказать, что у нас все муниципальные предприятия теперь имеют нормальное бюджетное планирование. Только вот бюджет по балансовому листу не делают, мы их еще к этому не подвели. Но Карпушкин это дело доведет. Ведь теперь муниципальные предприятия от вопроса «какая у вас EBITDA» уже не краснеют. Этот подход позволил только в 2011 году их убытки в два раза сократить.

— А вообще у них какие убытки остались?

— На самом деле они не обязаны быть прибыльными. Так вот, если к транспорту вернуться – посмотрел я на техническое состояние всего транспортного парка (удручающее на тот момент) и понял, что быстро изыскать федеральные или какие-то другие деньги невозможно. Поэтому посчитали все бюджеты и, есть такая норма – если кредит в 3-4 EBITDы, то такой кредит предприятие может потянуть. Я говорю – берите 200 миллионов кредитов. «Мы? Да мы разоримся!!!». Я говорю – не разоритесь. Зуб даю. Идите, берите кредиты. Им дали кредиты. Сейчас в базе, по-моему, 300 миллионов кредитов, около того. Они кряхтят, но тащат эту нагрузку. Посмотрите на автобусный парк – он обновился. Только в 2011 году, дай бог памяти, 120 машин выпустили на линию. Тоже самое сейчас начинается по троллейбусам. По трамваям все сложнее, потому что на самом деле и эти трамваи, старые, могут 65 км/ч бегать. Там рельсы старые.

— Ну а рельсы это уже другие расходы. Все ограничится этой скоростной веткой к стадиону? Или будут как-то рельсы перекладывать?

— Их перекладывают на самом деле. Но опять, вот бедность, как говорят, не порок. Но бывает что и порок. Потому что во многих очевидных случаях не находят возможности что-то изменить.

— Бедность не порок, если не на показ. Дома то все в штопаном ходят. А вот когда это происходит публично…

— Я не понимаю эту политику, если честно, государственную – почему федеральный бюджет такой большой, а муниципальный бюджет такой маленький? Штутгарт — город побратим Самары. У него бюджет в два с половиной раза больше, чем бюджет всей Самарской области.

Выбросим основания связанные с уровнем производительности труда. У нас производительность труда составляет уже много десятилетий 30% от европейской. Но не в два с половиной, хотя бы в полтора раза. Обязан быть такой бюджет. Это не выдумка – это потребность.

— Это одна из форм управления государством, когда деньги изымаются, а потом выделяются всякие субсидии, трансферты. Но выделяются при разных обстоятельствах.

— Когда ты завоевал государство и им управляешь, тогда да. Можешь этому дать, а этому не дать.

— К этому все приходят – чем больше работаешь на государство, тем больше убеждаешься в малоэффективности происходящего. Перспектива какая? Какой следующий проект? Мы же, надеюсь, говорим не с пенсионером?

— Нет, хотя, честно говоря, я вот уже три дня ничего не делаю, так хорошо…

— Статистика такова – огромное количество кардинальных решений люди принимают после отпуска. Человек уходит в отпуск, к нему приходит спокойствие, осмысление и увольнения начинаются, и перемена мест работы и так далее.

— У меня, как ни странно, много предложений, я даже не ожидал. С одной стороны. С другой — мне звонят люди, с которыми я работал до последнего времени, и говорят: «cлушай, вот ты куда пойдешь, ты может, нас с собой возьмешь тоже?». Я еще никакого решения не принял. «Ну, все равно, бери нас».

— Это нормальное единоначалие, в котором люди уважают мнение… и готовы идти неизвестно куда за своим руководителем.

— На самом деле, есть склонности. Есть интересное предложение – некая управляющая компания, которая активами управляет частными. Может туда.

— Уход был неожиданностью для Дмитрия Игоревича?

— Он, наверное, не мог не заметить, что мне стало скучновато. Я не манкировал – работал, все делал. Но однажды я к нему просто пришел и сказал – Дмитрий Игоревич, я ухожу. Мы с ним расстались в прекрасных отношениях. Никоим образом не поссорились. Надеюсь, он на меня не обижен. Я никак не обижен на него. Он мне грамоту вручил.

— Наверное, он был тем, кто спросил – потом, если что, ты меня…

— Откуда вы знаете?

— Так поступил бы каждый. Вы знаете, я посмотрел в Интернете – по Вам информации особо нет. А Азаров все время на виду и, наверное, из-за этого усталость накапливается.

— Понимаете, это же позиция – ему надо быть на виду. Он – глава города. Обязан быть на виду. Я вот работаю себе и работаю, зачем мне публичность? У меня амбициозных планов, связанных с властью нет.

— По крайней мере, меня радует, что ваш уход не связан с обновлением команды Дмитрия Игоревича. То есть первая-то мысль нехорошая была, когда прошла новость о вашем уходе…

— Если честно, я даже сочувствую Дмитрию Игоревичу иногда, потому что он же должен всем ожиданиям народным соответствовать. Люди ведь как считают – вот, новый мэр, должно все сразу быть – завтра. Так же не может быть.

— Я так понимаю, отчасти проблема в том, что довольно много людей не то чтобы навязано Азарову, но, скажем так, появились в администрации с другими целями. Кужилин, например.

— Я был удивлен. Потому что я с ним раньше знаком не был и мало пересекался по работе. Но он вменяемый, активный, и вдруг – бах… даже не ожидал.

— Здесь не то чтобы никто не ожидал, просто репутация у него вполне определенная, так что понятно и его происхождение и «виды деятельности». Но это пятно на Дмитрии Игоревиче. А ваше отношение к этим вещам – как вы считаете, при формировании команды, из чего нужно исходить?

— Сложно сказать. Поскольку я решаю всегда какие-то прикладные задачи, то я исхожу всегда из профессиональных качеств. Если у меня товарищ балбес, а есть у меня и такие, то пообщаться с ним про кино, про музыку, про книги – одно удовольствие. А так …

— А книги вы какие читаете?

— Сейчас читаю Пелевина последнюю книгу.

— И как?

— Там какое-то введение очень длинное. Пока не знаю.

— А вообще, Пелевин нравится вам?

— Да. У меня есть приятель один, его жена вдруг стала увлекаться философией. Стала читать философские журналы и как-то показала – Пелевина цитируют, его художественную литературу, философы-профессионалы. Вот что удивительно.

— Ничего удивительного нет.

— Он же не философ…

— Он визионер очень сильный. Думаю, вы согласитесь что как писатель-стилист он довольно слабый. Не Лев Толстой и даже не Сорокин. С другой стороны его озарение, видение – пугающее.

— У меня-то отношение к искусству очень потребительское. Я отработаю работу, а потом надо отдохнуть. А как я могу отдохнуть? Я могу пива выпить, на лавочке посидеть в саду, а могу книжку почитать, музыку послушать.

— Вы не воспринимаете Пелевина, как некий духовный опыт или это просто развлечение, беллетристика?

— Как-то это влияет. Но читать и для себя специально что-то выискивать, в жизни реализовать – нет. Интересно — читаю, неинтересно – нет. Вот новый роман Джоан Роулинг, вроде для взрослых. Я честно дочитал до середины. И бросил. Потому что вообще ни о чем.

— То есть за современной литературой следите?

— Сейчас же это просто все.

— Книжки бумажные читаете или электронные?

— Электронные. И газеты.

— Активный пользователь интернета?

— Ну, да. Электронные магазины, книги. Вся литература…

— Ваше отношение к этому? Понятно, что переворачивается мир потихонечку. Но я просто знаю, что в вашем возрасте люди достаточно осторожно к таким вещам относятся.

— Нет. Моему отцу 88 лет. И он не вылезает из Интернета. Видит плохо, правда. Я не скачиваю музыку и фильмы – я люблю диск взять, поставить…

— Винил?

— Нет. Я для себя принял принципиальное решение, что винил не буду покупать. Во-первых, потому что уж очень дорогой. А во-вторых — хранить же это все надо где-то и техника эта должна где-то стоять…

— А слушаете что?

— Много чего… если расставить приоритеты, то я бы поставил на первое место все-таки блюз, на второе — американскую поп-классику 50-х годов, Тони Беннет, Синатра, Род Стюарт, который записал Great Americans Songbook.

— Понравился он вам?

— Частично. Набор песен хороший…

— Знаете, по итогам разговора странный вывод в голову пришел: чем больше Дмитрий Игоревич расскажет о тех сложностях и проблемах, которые приходится преодолевать, тем меньше будет желающих и ругать и критиковать огульно, и просто лезть во власть. И тем больше будет людей понимающих.

— Он (Азаров – ред.) не должен об этом говорить, потому что это значит одно – город свои проблемы решить сам не может. Он способен, но это касается не только Азарова, всех глав муниципальных образований. Глава муниципального образования влияет на ситуацию, скажем, на 50%, а на остальные 50% влияет область и федеральный центр. Ну, вот в той же самой Мордовии, опыт которой мы изучали очень серьезно, чем управляет городская власть? Там практически всем напрямую управляет глава республики. И в такой ситуации мэр просто должен стать кем-то вроде заместителя губернатора. Ничего страшного.