Русский дресс-код

11 июля прогрессивное мировое сообщество зачем-то празднует день шоколада. У меня с этой прекрасной датой связана одна история, сдержанно неприличная. Она о том, как мой наряд не одобрили в модном ресторане, это если брать частности. В более широком смысле – это история про дресс-код и униформу. А еще в более широком – про жизнь и судьбу, вот так, не более и не менее.

Слесарь Егоров, работник трубопроводной компании, как-то пришел на службу не из дому. Это длинная история, совершенно не имеющая отношения ни к чему, так что лучше всего ее опустить, оставив важные детали: деловой костюм, рубашку цвета бордо, галстук в тон с маленькими оленями. Совершенно не приближался новый год, но маленькие олени красивы и интересны сами по себе. Как правило, слесарь Егоров являлся на службу в косоворотке и синих джинсах с высокой посадкой. Так поступали и все остальные слесари. К подобному внешнему облику сотрудников привыкло руководство трубопроводной компании. А тут – маленькие олени на галстуке. Все буквально насторожились. Польщенный вниманием, слесарь Егоров выступил на пятиминутке и внес рационализаторское предложение, в меру дельное. Руководство смекнуло, и: 1) наградило Егорова премией в размере оклада, 2) произвело его в председатели профсоюзного комитета. Каждому профсоюзному комитету нужен такой председатель, со вкусом к жизни и в оленях.

Дресс-код обычно включает в себя не только определенный внешний облик, но и правила поведения. К примеру: пришел в косоворотке, молчи на совещаниях и притворяйся алкоголиком. Надел костюм – вноси рационализаторские предложения, получай премии в размере оклада и посматривай на девушек. Облачился в белый халат – выслушивай пациентов, напялил фуражку – отдавай честь. Собрал парашют, не забудь передатчик, отзыв и пароль.

Раньше ученики таскали форму, коричневые платья и передники – девочки, синие костюмцы – мальчики. На рукаве пиджака имелся шеврон с буквариком. Как правило, мальчики размещали там графические отображения своих увлечений, писали: heavy metal rock, или рисовали свастику. Мальчики ужасно любили рисовать свастику, хоть к фашизму, понятно, относились с нормальным человеческим отвращением. Прирожденные борцы с режимом писали «sex». По шеврону можно было вполне ориентироваться. И это был сам по себе – код.

Однажды со мной произошел ужасающий казус. В одном модном ресторане. Называется «Артефакт». Там ожидалось культурно-массовое мероприятие, приуроченное к всемирному дню шоколада. В модном ресторане предполагалось дегустировать бельгийский шоколад , который обычно продают за бешеные деньги, а тут обещали — даром, и купать желающих в шоколадном фонтане.

Для встречи с шоколадом я выбрала красивый наряд: широкие штаны в цветочек, белая майка с надписью «нирвана». Однако на подступах к «Артефакту» обнаружилось невероятное количество девушек, одетых совершенно в другом стиле. Ни на ком не болтались широкие штаны в цветочек, не говоря уж о Нирване. Девушки чутко ступали в бальных платьях. Ноги их были декорированы самыми высокими каблуками, что мне когда-то приходилось видеть. Волосы развевались, обнаженные плечи мерцали, а чего бы им не мерцать. Пахло духами.

Одна девушка прислонилась ко второй и сказала: «Если Егорова опять придет в своей сиреневой дерюге, я ее задушу в гальюне». При этом она молниеносно нагнулась и отполировала босоножки губкой «мгновенный блеск». Вторая девушка ответила: «Ты права, достаточно позора! С Егоровой невозможно показаться на людях». Я поняла, что штаны в цветочек были нелепой ошибкой. Попыталась спрятать штаны в ладонях. Кто пробовал, поймет всю тщету мероприятия.

Блондинка в шелковом комбинезоне, очень шикарная, сказала кружку подруг: «В кутикулярное глянцевание волос я не верю вообще!» Подруги согласно закивали. В глазах крайней левой читалось, что она тоже впервые слышит о кутикулярном глянцевании. Но не сознается в этом никогда.

Девушки мели тротуар шлейфами. Их чистые лица расцветали улыбками. При встрече девушки целовали друг друга, сталкивая сияющие сумочки-клатчи, сплошь из новых коллекций. Потом выстраивались в очередь к фейс-контролерам. Очередь получилась длинная. Последний раз такую очередь я видела в регистрационной палате, а предпоследний – в августе одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года к окошку обменного пункта, который изначально не работал.

Заметила, как один молодой человек из редких (мужчин вообще насчитывалось меньше в десятки, не побоюсь этого слова, раз) сказал своей спутнице при пончо, украшенным множеством занятных узелков: «Знаешь, если ты хочешь пляжный сарафан – пожалуйста. Но для серьезного платья в Самаре тканей нет, и не ищи. Своим состоятельным клиентам я привожу из Италии». Спутница испуганно согласилась на пляжный сарафан. К доставке ткани из Италии она оказалась морально не готова. «Что это на тебе за мечта мазохиста», — спросил молодой человек, пренебрежительно ткнув пальцем в один из узелков пончо. Девушка испугалась еще больше и остаток времени до пропускного пункта кусала взволнованно губы. Миновала благополучно.

А меня вот не пустили. Просто буквально сказали: до следующего раза. И пришлось партизански проникать через ресторанную кухню и так далее, что позволило увидеть шоколадный фонтан, но сильно ударило по самооценке.

Хотя с другой стороны, скандально знаменитый нью-йоркский клуб «Studio 54» славился тем, что его фейсконтроль был эталоном строгости. Развернуть на входе могли даже знаменитость. Как-то в клуб не пустили саму Шер, ту самую. «Но я же Шер!» — воскликнула певица, надо полагать, по-английски. И тут же услышала от охранника: «Я знаю, кто вы». Тоже по-английски по-русски. даже страшно предположить, что бы он мог ответить по-русски.