Скрип скрип сноб

Девушка пела в церковном хоре о всех усталых в чужом краю…

(А. Блок)

Слово «проект» трактуется толковым словарем, как «уникальная деятельность, имеющая начало и конец во времени, направленная на достижение заранее определённого результата». Интереснее всего — необычные проекты.

В начале прошлого века русский металлург Дмитрий Константинович Чернов затеял совершенно неожиданный для русского металлурга проект, в начале этого века — журнал «Сноб» задумал нечто совершенно нетипичное для журнала. Тоже необычный проект.

Журнал «Сноб» предназначен для людей, живущих в разных странах, говорящих на разных языках, но думающих на русском. Так написано на его сайте. Этой осенью «Сноб» устраивает в разных городах России лекции, концерты, дискуссии, мастер-классы и другие перформансы. Литературный критик и ресторатор Александр Гаврилов проведет в Ростове-на-Дону кулинарное шоу, писатели Леонид Юзефович и Александр Иличевский встретятся с читателями в Казани, Ирина Богушевская даст концерт в Краснодаре.

Скрипачка Елена Ревич собиралась приехать в Самару — исполнять скрипичные шедевры на двух разных скрипках выдающихся мастеров XIX века, рассказывать слушателям о связи инструмента и музыки. И приехала. И выступила в помещении клуба Арт-Пропаганда. Первый день октября оказался довольно холодным.

Дмитрию Константиновичу Чернову в 1911 году исполнялось семьдесят лет, он к тому времени был профессором металлургии Михайловской артиллерийской академии, почетным членом Русского технического общества, американского общества горных инженеров, вице-председателем английского института железа и стали. Студеным зимним днем он купил у мальчишки-посыльного газету, и жадно читал, не обращая внимания на покрасневшие от мороза пальцы. Пожалуй, он был собой горд.

В начале 1911 года на страницах “Русской музыкальной газеты” появилось сообщение правления Общества друзей музыки о “публичном испытании качеств струнных музыкальных инструментов, построенных профессором Д.К. Черновым в сравнении с инструментами старых мастеров”. Музыкальное собрание состоялось в Малом зале Санкт-Петербургской консерватории. В конкурсе проходили испытание знаменитые творения старых итальянских мастеров: скрипки Страдивари и Серафино, альты Гаспаро да Сало и Мантегаци, виолончель работы Гварнери, а также инструменты работы Чернова. При общем количестве баллов, которые получили инструменты старых мастеров (в интервале от сорока до пятидесяти восьми), инструментам Чернова были выставлены следующие оценки: скрипке № 12 – пятьдесят три балла, альту — пятьдесят, виолончели – сорок восемь. По окончании конкурса “членами жюри и публикой была устроена Д.К. Чернову овация”.

Концертный зал Арт-Пропаганды небольшой. Около двадцати рядов деревянных стульев с удобными подставками для ног, три высоких окна – клуб расположен в здании постройки конца девятнадцатого века. Лепнина на потолке, массивная люстра. Вход свободный, публика рассаживается, взволнованный кудрявый мальчик из организаторов подбирает знакомым хорошее место.

Среднего роста темноволосая девушка в черной тунике со вставкой из крученого кружева и свободного покроя брюках ровными шагами спускается со сцены в зал, в руках у нее скрипка и смычок, выходит, извне раздаются звуки музыки. Может быть, кто-то вспомнит из собственной практики ученика музыкальной школы — вечное «дайте ля!» скрипачей, скрипачи должны подстраивать инструмент, аккомпаниаторы им помогают, дают «ля».

Потом скрипачка взойдет обратно на сцену, нежно прижмется щекой к своему инструменту на пару мгновений, потом опустит его, смычок тоже, и скажет спокойно: «Здравствуйте, меня зовут Елена Ревич, я – скрипачка…»

Расскажет, что занималась музыкой с шести лет, закончила Московскую Консерваторию, несколько лет была первой скрипкой оркестра виртуозов Юрия Башмета, теперь предпочитает сольную деятельность. Не расскажет, что она – заслуженная артистка России, лауреат премии «Триумф» и дипломантка Международного конкурса имени Чайковского. Не расскажет, что за ее плечами гастроли во многих странах мира, сольные выступления с симфоническими оркестрами Москвы, Санкт-Петербурга, Великобритании, Германии и Финляндии. Расскажет, что привезла в Самару две скрипки, работы старых мастеров восемнадцатого века, одну – итальянскую, другую – французскую, и хочет показать, насколько разный звук дают эти скрипки.

В зале темно, входная дверь скрипит и продолжает запускать порциями народ, свободных мест уже нет, разве что рядом с блондинкой в середине предпоследнего ряда, она многозначительно заняла ближний к себе стул сумкой и хочет совершить телефонный звонок.

Для этого она встает со своего места, пригибаясь и наступая на ноги сидящим, выходит в проход, пробирается, согнутая, в проходе, со всех сторон на нее шипят, потом со скрипом отворяет дверь, выходит из зала, кричит снаружи высоким птичьим голосом, возвращается в зал. Повторяет маршрут, включая отдавленные ноги и возмущенный шепот, шесть раз. Наконец соседка слева, хорошенькая брюнетка, отбирает у нее телефон, блондинка яростно роется в сумке. Ничего интересного не обнаруживает, крутится на месте, оглядывается. Кого-то ждет. И он приходит. Широкоплечий мужчина в кожаной куртке, аккуратная стрижка, прямой короткий нос, преодолевает препятствия в виде все тех же ног зрителей, усаживается рядом с блондинкой. «Ты меня достала вконец», — шепчет раздраженно. Блондинка нежно сжимает его руку, целует в висок.

Елена Ревич говорит, что современная форма скрипки установилась к шестнадцатому веку; именно тогда прославились известные изготовители скрипок — семейство Амати. Среди учеников Амати был Антонио Страдивари. Страдивари довел скрипку до совершенства, дал потомкам классический скрипичный звук, сопоставимый лишь со звуком прекрасного женского пения. Жил Страдивари девяносто три года. Первую скрипку он изготовил в возрасте тринадцати лет, последнюю — в год смерти. Скрипки старых итальянских мастеров в настоящее время ценятся чрезвычайно высоко.

Современные скрипки, говорит Елена, к сожалению, не живут долго. Перестают звучать уже через десять-пятнадцать лет. Потому что нет сейчас металлурга Чернова.

Интерес к созданию струнных инструментов у Дмитрия Константиновича возник в начале 1860-х годов. Чернов начал экспериментировать, исправляя грубые недостатки обыкновенных фабричных инструментов, вскрывая эти скрипки и, после изменения конфигурации, склеивая вновь. Называл это «реставрацией со вскрытием». К изготовлению новых скрипок он приступил в 1901 году, присваивая каждой свой порядковый номер.

Елена берет в руки одну из скрипок, что привезла с собой, это старинная итальянская скрипка. Играет пьесу Чайковского. Потом исполняет отрывок этой же пьесы — на французской скрипке. Обращает внимание слушателей, насколько ярче и богаче звучание первого инструмента. Когда она рассказывает, скрипку придерживает левой рукой, смычок остается в правой, она иногда взмахивает им, как дирижерской палочкой или шпагой. Блондинка из середины предпоследнего ряда прижимает ладонь мужчины в кожаной куртке к своему лицу, щекочет ресницами, он слегка морщится.

Скрипки так же индивидуальны, как и люди, продолжает Елена. Более того, у них, как у людей, не только разные голоса, но и характеры. Скрипка – «живой» инструмент. Ее лак чуть плавится от тепла пальцев. В разную погоду она поет разными голосами. Она может уставать, болеть, выздоравливать и умирать.

Елена устраивает скрипку в традиционное положение, зажимает между высоко приподнятым плечом плечом и подбородком, заносит смычок, первые звуки кажутся слабыми, но смычок наезжает на плечо, съезжает с плеча, толкает скрипку, из ниоткуда и отовсюду возникает красота, быстрота, четкость, и полная картина мира, и отвага и серьезность. Скрипачка играет удивительно и так сильно, люди в зале невольно теснятся друг к другу, бледнея от волнения.

Фрагмент оперы Гершвина «Порги и Бесс», волшебная мелодия, и звук был именно в этой скрипке, в ней одной, улетал и возвращался, и тут, и там и везде. Безногий инвалид Порги вновь отправлялся за своей возлюбленной красоткой Бесс в повозке, запряженной козой, а Гершвин настаивал, чтобы главные роли в опере исполняли только темнокожие артисты.

Блондинка в середине предпоследнего ряда выпускает ладонь мужчины и отталкивает ее от себя. Закрывает руками глаза. В зале темно, сцена освещена, откуда-то берутся странные тени, они колышутся, переплетаются, все это как-то очень гармонично сочетается с музыкой, она кажется правдивой, настоящей, единственно возможной сейчас. Музыкант опускает смычок, и как бы он не упал без сил, потому что только что отдавал самого себя.

Не падает, без всякого пафоса благодарит зрителей за внимание к проекту «Violine», обещает приехать снова, привезти музыкальных инструментов еще. «Например, рояль», — добавляет со своего места аккомпаниатор.

Засветится желтым массивная люстра. Блондинка из середины предпоследнего ряда крепко уцепится за кожаный рукав своего спутника, облегченно рассмеется: «И всем казалось, что радость будет, что в тихой заводи все корабли, что на чужбине усталые люди светлую жизнь себе обрели…»

Зрители выйдут на промозглый осенний ветер, плотно застегнув пальто и замотавшись в шарфы, побегут по домам, счастливые, мимо газетного киоска, в котором не продаются «Новое время» и «Сын отечества».