Перформанс длиною в 13 лет

Этот уникальный журнал — ровесник тысячелетия. Performance. Все годы его делает Татьяна Самойлова, человек, принесший свою жизнь и талант на алтарь культуры. Редакция «Новой» попросила Татьяну в преддверии выхода очередного, 45 (!) номера ответить на несколько вопросов.

С чего и почему начался журнал?

— Это были довольно тяжкие времена, когда прекратила существование газета «Культура», а все киоски были забиты эротическими или желтыми изданиями. Интернета в том виде, в каком он существует теперь, не было и в помине. В какой-то момент стало нечем дышать, мне показалось оскорбительным жить по принципу: «ешь что дают», и я поняла, что больше уже не смогу не выпускать издания, которое бы нравилось мне самой. Тогда я еще весьма смутно представляла себе, каким оно должно быть.

Я оставила работу в одном строительном альманахе, где, кстати, получила грант Фонда Форда на развитие придуманного мною приложения «Акценты», но тогда еще не знала об этом. Ушла, и грант осваивали уже без меня.

Была и еще одна причина. Журнал «Акценты» был посвящен вопросам градостроительства, архитектуры, изобразительного, монументального искусства, дизайна. Но печатался в типографии с низким качеством. А участвовали в процессе его создания архитекторы, дизайнеры, живописцы. После выхода в свет одного из номеров, мой приятель архитектор Вадим Мошин (его уже нет с нами) сказал: мол, тебе самой-то не стыдно это выпускать. И я решила: да, так жить нельзя. И ушла делать свое издание, практически в никуда: ни начального капитала у нас не было, ни господдержки, только компьютер и… страстное желание выпускать хороший журнал.

Впрочем, у нас к тому времени сложилась дома мини-редакция и были все предпосылки для начала собственного проекта: супруг-верстальщик, сын-фотограф, я успела поработать в нескольких изданиях в должности заместителя редактора, литературного редактора и вступить в Союз журналистов России.

Кто стоял у его истоков и оказал влияние на концепцию и содержание?

— Первыми из тех, к кому я обратилась, были мои приятели — архитекторы Вадим Мошин и Виктор Серебряков. Вадим был генератором идей, философом и превосходным дизайнером, он уже выпускал до этого несколько изданий с нуля и легко согласился сотрудничать. Но это вовсе не означало, что у нас с ним все было безоблачно: шли споры до хрипоты, до разрыва отношений. Вадим оказался даже большим перфекционистом, чем я. Он всегда жестко высказывал свое мнение, и это было подобием ледяного душа или даже своеобразным вбиванием свай в мое сопротивлявшееся сознание. А я авторитарный человек, со мной так вообще нельзя. Поэтому трубка иногда мною просто швырялась в бешенстве… У нас с ним были разные подходы к изданию. Вадим считал, что главное – иллюстративный ряд, а уж затем тексты, а мне казалось, что текст важнее, что он имеет право существовать сам по себе, безо всяких иллюстраций. Была еще масса несовпадений по целому ряду вопросов, возможно, из-за разницы в возрасте и различия во вкусовых предпочтениях. Мы ругались, затем мирились, ругались-мирились, часами говорили по телефону и не могли наговориться, иногда разговоры уходили за полночь, пока близкие не начинали возмущаться… Да, кстати, хочу сказать, что и мобильных телефонов тогда не было, только стационарные…

Виктор Серебряков – прагматик, умница, талант, умеющий все логически обосновать.

Они с Вадимом сверстали вчерне первый номер, который дорабатывал Владимир Самойлов, и — все на этом, Виктор извинился и сказал, что уходит, так как у него много других дел.

Вадим участвовал еще какое-то время. Кстати, в журнале осталась придуманная им рубрика «Осколки» (для тех, кто не любит читать).

Позже он стал советником губернатора К.А. Титова, и времени у него ни на что больше не оставалось. А потом вдруг шок — ранний уход Вадима из жизни… Как? Почему?!! Я до сих пор не могу в это поверить.

Я стала потихоньку собирать авторов, звонила каждому и просила принять участие. С нами согласились сотрудничать Юрий Хмельницкий, Борис Свойский, Наталья Эскина, Сергей Лейбград, Наталья Курдина, позже пришел блистательный филолог, профессор Владислав Петрович Скобелев и другие, корректором стала Тамара Гордиевская, иллюстрации для первого номера выполнили Яна Клинк и Кристина Цибер, фотографии – Вячеслав Самойлов.

Вот примерно такой компанией мы начинали. (Теперь уже нет с нами ни Б.И. Свойского, ни В.П. Скобелева, но остались тексты и наша память о них…)

Мне предстоял поход по директорам предприятий, которым я рассказывала о материалах и статьях в новом журнале и даже уговорила нескольких человек разместить у нас рекламу.

Все мои соучредители ожидали, что наше предприятие будет преуспевающим. Деликатно интересовались: «А прибыль будет?»

Но какая там прибыль, я радовалась, если удавалось выйти хотя бы в ноль.

Мои разглагольствования о значимости имиджевого капитала воспринимались только на первых порах. А потом соучредители вовсе потеряли интерес, пришлось одной тянуть этот воз.

Свою семью я взяла в заложники, и они тянут лямку вместе со мной уже на протяжении 13-ти лет, неся в том числе финансовую ответственность за бесконечные кредиты, необходимые для развития журнала. Могу сказать, что кредиты некоммерческой организации не дают, дают только мне лично. И начинала я их брать под… 54 процента годовых – теперь даже страшно вспомнить об этом.

Но, понимая, что я без этого журнала уже не смогу, все мои близкие махнули на меня рукой и помогают, кто как может.

Какова концепция журнала и как она менялась за эти годы?

— Поначалу концепция звучала примерно так: «Performance (Представление) – литературно-художественный, публицистический журнал, освещающий вопросы истории, теории и практики градостроительства, архитектуры, живописи, дизайна, монументального и декоративного искусства, литературы, театра, кино и других видов искусства в связи с актуальными общественно-политическими проблемами современности, текущей жизнью общества».

Теперь мы делаем чуть больший акцент на вопросы культуры, науки, образования.

Вначале журнал был нацелен исключительно на российскую аудиторию, но постепенно в нем появлялся международный аспект: пришли зарубежные авторы. Мы стали проводить круглые столы, посвященные международным культурным связям, диалогу культур. Как-то сами собой возникли конкурсы: Культурный герой года (по итогам международного культурного сотрудничества), Международный фотомарафон. И главное, мы стали выпускать «этнические» номера, посвященные международным культурным связям России и других стран.

Я должна здесь упомянуть имя профессора Самарского государственного университета Николая Тимофеевича Рымаря – он помогал нам в разработке концепции конкурсов и российско-германских номеров.

Какой материал или несколько вы считаете самым важным в истории журнала?

— Я считаю наиболее важным цикл публикаций на тему: «Самарский текст» и его место в контексте российской и мировой культуры», которые появились благодаря совместным усилиям нашего журнала, кафедры русской и зарубежной литературы Самарского государственного университета (лично – зав. кафедрой Сергея Алексеевича Голубкова и профессора Михаила Анатольевича Перепёлкина) и литературного музея А.Н. Толстого (бывшего директора Андрея Геннадьевича Романова и нынешнего — Людмилы Михайловны Савченко). Затем многие журнальные материалы и статьи вошли в книги серии «Самарский текст», изданные университетом в разные годы.

Мне кажутся важными тексты о различных аспектах культурных взаимоотношений России (Самары) и других стран.

И, конечно, тексты историка моды и театрального художника А. Васильева, поэтов С. Круглова, Л. Рубинштейна, Н. Горбаневской, С. Лейбграда, Е. Чеха, писателей Е. Попова, А. Битова, Е. Толстой, литературоведов и критиков С. Голубкова, М. Перепёлкина, Т. Казариной, журналистов П. Капшеевой (Лиора Ган), Ю. Хмельницкого и других авторов.

Какой номер вы считаете самым важным?

— Наверное, все «этнические» номера. Так, например, в 2004 году (Год культуры Германии в России) журнал рассказывал своим читателям о культурных взаимоотношениях двух стран. Российско-германские номера вышли в свет в июне и сентябре 2004 года в печатной и электронной версиях. Затем в разные годы мы выпустили еще несколько совместных российско-германских, франко-российских, российско-итальянских, российско-испанских и российско-израильских номеров.

Журнал — это ваше детище, но насколько широка ваша лояльность, что вы никогда не публикуете?

— Мы не публикуем неталантливые тексты, ну и, разумеется, все, что нарушает российское законодательство. Никогда принципиально не занимались рекламой табака и алкоголя.

Часто ли вы несогласны с автором той или иной статьи? Как вы решаете эту проблему (с конкретным примером)?

— Бывает, что текст мне не нравится, и я прошу автора переписать его, иногда переписываю сама или отдаю литературному редактору.

Как правило, это тексты, написанные только что окончившими вуз юными журналистами. К нам как-то пришла одна милая девушка по имени Елена, которая писала ужасные наукообразные статьи, и мы вместе с ней садились и все переписывали. Она ушла от нас работать литературным редактором в солидное деловое издание, которое я читала потом с удовольствием. Так уж складывается: через нашу редакцию проходит много молодых специалистов, иногда очень талантливых, которых хотелось бы оставить в штате, но отсутствие стабильного финансирования делает содержание большого штата невозможным, и молодые люди уходят.

А наши постоянные авторы – блестящие филологи, и их тексты в правке не нуждаются.

Зачем нужен этот журнал? Какое место он занимает в самарской и российской культуре?

— Я бы не рискнула присуждать нашему журналу какое-то место в культуре, но в 2004 году наш прежний губернатор Константин Титов вручил мне за него губернскую премию в области культуры и искусства.

Журнал существует уже тринадцать лет, его традиционно отличает качественная художественная фотография, современный дизайн, высокий уровень аналитических статей, репортажей, очерков, заметок, рассказов и фоторепортажей. Авторский коллектив журнала сообщает информацию, не повторяющую сведения, уже известные читателю из ежедневной и еженедельной прессы. В журнале превалируют материалы аналитического характера.

Литературный критик Галина Ермошина в обзоре, опубликованном в журнале «Знамя», назвала наш журнал «молодым человеком из интеллигентной семьи». Вот цитата: «Второй попыткой вывести Самару за пределы большой провинциальности становится издание журнала “Performance”. <…> В журнале можно найти многое: стихи Михаила Айзенберга, Дмитрия Воденникова и Александра Макарова-Кроткова, обзорные статьи о современной литературе, живописи, музыке, театре, кино. Читая журнал, можно понять, из чего складывается город. Не обязательно Самара, а город как пространство, способ отношений, стиль, языковой символ времени. Город, который проживается в разных оттенках длительности. Это еще не концепция. Это ее поиск, способ зрения, интерпретация молчания. Ведь performance — это не только представление, но и действие, свершение, игра. В общем — возможность всего, в том числе и прозрачности отсутствия».

Вот у меня в руках — диплом за творческие достижения в областном конкурсе средств массовой информации 2002 года в сфере художественной культуры (номинация «Лучшее освещение вопросов культурной жизни региона в печатном издании»). В 2004, 2006, 2007, 2008, 2009 гг. журнал был лауреатом всероссийских конкурсов и получал гранты на развитие от АНО «Единство журналистики и культуры», Фонда Форда и Института им. Гёте. Журнал «Performance» («Представление») был неоднократно представлен на стенде Самарской области на книжной ярмарке во Франкфурте.

Конечно, журнал работает на создание привлекательного имиджа Самарской губернии. Но я думаю, что из-за необходимости постоянно выживать мы не сделали очень многое из того, что могли бы сделать.

Татьяна Самойлова и Николай Меркушкин на мордовской земле.

Из нового, 45-го номера журнала Performance.

ЭКСКАВАТОР

По сизым крышам движется рассвет,

А он уже среди траншей шагает,

И человек, как мудрый Архимед,

Спокойно рычаги перебирает.

Остановись – и ты легко поймешь,

О чем поют всесильные моторы:

Все глубже в грунт его уходит ковш,

Как будто к точке мировой опоры.

Виктор АГАЛЬЦОВ

ЖИЗНЬ ВПЕРЕДИ

Каринэ АРУТЮНОВА

Вот так всегда. Из ничего.

Трамвай, идущий до таинственной «зупинки». Неуклюжие бабы с корзинами, острые запахи другой жизни.

В детском саду нас, осатаневших от жары, потчуют бражкой. Бражку можно пить, пока не заноют зубы и не нальется тяжестью низ живота, — хмельную, воздушно-игривую. Няньки в тени хлещут полные ноги наломанными тут же ветками ивы.

Впереди — лето.

Жара, сухостой, затяжные дожди. Ливни. Ливень будто оползень, — обваливается с ближайшего облака черной стеной.

Стуча зубами, прячемся под крышей веранды. Лееетооо. В зарослях лопуха крыжовенный куст. Полная тарелка красных, желтых, зеленых ягод.

Слухи вползают в форточку, — будто сводки с передовой. Ведро смородины — двадцать рублей, слыханное ли дело?

А на Житнем — двадцать пять. Дешевле не будет.

Набухает небо дождем, — люди в черном стоят у подъезда.

В специальных негнущихся костюмах и строгих платьях со складками. Не смотри, не смотри, не смотри, — а как же не смотреть, когда слышно, — слышно везде, — оркестр играет вразнобой, врастяжку, особенно страшен одинокий вопль трубы, — я затыкаю уши и ныряю под подушки. Ведь оно закончится, как и дождь, — и угрюмые люди в черном окажутся всего лишь соседями с пятого этажа.

Мы играем в «секретик». Махровые лепестки, расправленная фольга, серебряная и золотая, разноцветные стеклышки. Сквозь них все кажется изумрудным, — дом, скамейка, платье, аллея.

Мы зарываем тайну. Пусть только найдут, пусть попробуют. Пусть только доберутся — «секретик» трамбуется влажной землей и посыпается листьями. Украшается веткой. Или спичечным домиком.

В домике живет шмель. Это не просто шмель, а король шмелей, — гудит тревожно, скребет железными лапами.

Шмель — если хотите знать, — это самое страшное. Особенно если случайно залетит в горло. Этот, в коробке, уже никуда не залетит. Он будет сидеть на холме, сторожить секрет.

Ах, бесстыжие! Куда ветки рвать? А если голову? — на расстоянии вытянутой руки хлопает входная дверь «парадной», и нас, таинственно шуршащих фантами, сдувает в момент.

Никто не знает, сколько ей лет. Может, сто, а, может, и больше. Вначале раздается стук, а потом — сухой кашель. Кашель лающий, затяжной. Говорят, она курит табак, такую специальную трубку. Зовут ее Череп. Зимой и летом она ходит в плаще-болонья и черных ботах. Лицо похоже на скорлупу грецкого ореха. Глаза прячутся за черными очками. Только один раз, всего один раз нам повезло. Когда на Череп наехал велосипед, и очки слетели с крючковатого носа, мы увидели глаза. Крохотные, запавшие, совсем не такие грозные. Затянутые пленкой сморщенных век. Звякнули бутылки в капроновой авоське. Чертыхаясь, Череп долго поднималась, шаря ладонями по бровке. Никто ей не помог. Все будто окаменели от ужаса.

Я не знаю, бывает ли что-то страшнее черепа. На трансформаторной будке напротив второго подъезда точно такой нарисован, а под ним — скрещенные кости. Мне кажется, там кто-то живет. Очень напряженной, тревожной жизнью. Как шмель в коробке. Какой-нибудь замученный оккупантами партизан. Не всех же убили. Некоторые ходят по улицам в орденах, а у некоторых — еще и синие наколки. Бывшие партизаны играют в домино в сквере напротив и, обмахиваясь газетой «Правда», требуют уважения. Один бывший партизан выступал в школе. Классная просто светилась, что смогла заполучить такой редкостный экземпляр. Партизан вначале говорил скучными заученными фразами, а потом — разошелся не на шутку. Его ладони взлетали над головой и пикировали неведомую цель, а красное, изрезанное глубокими морщинами лицо сияло. Наверное, ему казалось, что он идет в атаку, бомбит фрицев, и вся жизнь — впереди.

Мне жаль старых людей. У них вены, «почти совсем новая обувь» и что-то «на черный день». Они ждут этого самого дня уже давно. Старые люди нашего двора уже никуда не едут и не идут, разве что в аптеку, гастроном и в овощной. Ну, и, конечно, на рынок. Рынок дорогой, «страшно кусается», и, если, например, сезон клубники, то это для внуков.

Иногда они вспоминают молодость. Например, вместе с каким-нибудь легкомысленным мотивчиком, от которого не так-то просто отделаться. Тогда глаза у них делаются озорные и мечтательные, а потом все-таки грустные.

Зато у старых людей бывает пенсия. Им не приходится ездить на работу, вставать в семь утра, давиться в душном трамвае туда и обратно.

Вставать в семь утра им не нужно, но они упорно просыпаются в пять, четыре, три…

Иногда вообще не спят. Сидят на кухне, у окна, бормочут.

Что их ужасно, по-настоящему огорчает, так это катышки. Обычные серые катышки, похожие на муравьев.

— Смотри, — жалуются они, — это почти совсем новая кофточка, а уже катышки.

Кофточка подрагивает на вытянутых руках, совершенно новая, почти не надеванная.

Катышки, — говорят они, — и разводят руками, — будто весь мир ополчился против них.

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.